В ранний, романтический период своего творчества Герд призывал своих читателей-удмуртов в голубые дали будущего: жизнь в прошлом казалась ему то сурово величественной, то просто темной ямой, в которой удмурты влачили жалкое существование, а жизнь в будущем – то сплошным счастьем, то чем-то грозным и тревожным. Современность казалась переходной и скоропреходящей. По отношению к полыхающей гражданской войне Герд занимал скорее пацифистскую позицию, нежели революционно-классовую. Он не мог быть столь категорично партийным как, например, его современник – основатель газеты «Егит дурись» («Молодой кузнец») Даниил Майоров, который открыто заявлял: «Я большевиков друзьями своими считаю и вас, крестьян, им помочь призываю». Герд был уважителен и к большевику Максиму Прокопьеву, и к «националисту» Константину Яковлеву, и ему было не до конца понятно: почему в народе, в классовом отношении почти однородном, должна разгораться классовая борьба? Революция виделась Герду многоликой, но он сравнил ее также со светловолосой девушкой в красной косынке. Он считал, что национальные формы жизни можно строить на коммунистических идеях. Все новое Герд будет оценивать с точки зрения того, как осуществляются при этом думы и чаяния удмуртов, и его общедемократическая национальная позиция не будет давать покоя его оппонентам и партийным функционерам, которые все оценивали с классовой точки зрения. Уже в 1920 году против него будет сделан резкий выпад одним из его оппонентов, и примечательно, что реплика будет подписана псевдонимом Коммунист. Уже тогда ему будут намекать, что он чужой, что он не коммунист, что в его оценках исторических событий нет классовой выдержанности. Герд не мог умещаться в прокрустово ложе реально складывающейся советско-партийной системы. Он и не был принят в партию большевиков – он был допущен в лучшем случае в совпартшколу как на первую ступень той лесенки, по которой, как считалось, можно подняться к коммунистическому мировоззрению. Он организует первый в Удмуртии Союз писателей и вскоре будет отстранен от его руководства, а затем и исключен из самого Союза. Он стоял у истоков газеты «Гудыри», но придет время – и его не будут в ней печатать. Это кажется странным, что поэта, клявшегося в верности новой жизни, воспевавшего революцию и Ленина и еще успевшего в свою поэму вставить имя Сталина, постоянно оттирали в сторону.
«Почему не республика?»
В начале творческого пути поэт имел несколько псевдонимов (Адями – Человек; Андан – Сталь и др.). Псевдоним Герд он избрал в 1920 году, когда бурно обсуждались вопросы самоопределения наций, и поэту надо было объединить вокруг себя свой народ. Слово «герд» означает узел, единство, и, несомненно, Герд хотел общими усилиями, при поддержке всех удмуртов решать задачи национальных и социальных преобразований. Несмотря на свой, по его собственному признанию, замкнутый характер, он очень хотел быть на арене общественной жизни. «Я попробовал, – пишет Герд, – вступив в комсомол в 1920 году, проверить себя – смогу ли поставить на первое место общественные интересы, и убедился, что это для меня почти невозможно». «Общественные интересы» – это, пожалуй, сказано слишком приблизительно. В «общественности» Герда, который успевал и ставить спектакли, и писать в газету, и создавать различные общества, не усомнился бы никто из его современников. Речь, вероятно, идет о другом, ведь комсомол строился не просто на общественных, а на классовых принципах, и последние как раз были камнем преткновения для поэта, который национальные интересы считал приоритетными. Герд проверял себя в комсомоле: сможет ли он классовые интересы поставить на первое место? Сам поэт свидетельствует, если сколько-нибудь верить его показаниям на следствии (ибо мы знаем, как они обычно добывались), что именно с середины 1920 года начинается его несогласие с политикой партии. «В июле 1920 года на конференции коммунистов-удмуртов я испытал первое серьезное разочарование в своей надежде – революции, призванной возродить удмуртов», – признается Герд. Он был потрясен тем, что на 1-й конференции коммунистов-удмуртов 27 голосами против 25 было провалено предложение создать автономную государственность. Вопрос для Герда заключался, вероятно, еще и в том, почему только коммунисты должны были решать за весь народ: «Под впечатлением этого разочарования, – продолжает Герд, – я написал ряд упаднических вещей, бросил работу в Комиссариате, уехал учителем в глухую деревню и вышел из ВЛКСМ». Примечательно, что декрет об учреждении Удмуртской автономной области Герд встретил вопросом: «А почему не республика?!» Герд пишет гимн республики, а тут – область. Тогда еще не было лозунга: пусть каждый «съест» столько автономии, сколько он сможет, и тема национально-государственного устройства становилась все более и более запретной, не подлежащей обсуждению, и даже сами разговоры – более того, даже мысли о ней – могли быть сочтены покушением на целостность Союза.
Вскоре Герд из деревни почти насильно будет мобилизован на работу в Ижевск. Потом поедет учиться в Москву. Но медленные темпы решения национальных вопросов его будут постоянно беспокоить: «Быть может, я вообще недопонимаю действительных стремлений в национальной политике Советской власти и партии?» В 1925 году он подал заявление о вступлении в партию («Чтобы понять их идеи, переварить себя»), но ячейка облоно в партию Герда не приняла. Тогда поэт решил открыто высказаться на съезде учителей. Но его выступление было воспринято как антисоветское и антипартийное. Впоследствии каждое лыко будет вставлено в строку: на основе всего того, что сказал Герд о своей неудовлетворенности, о своих сомнениях, на основе его неосторожных обмолвок и слов, брошенных в пылу и раздражении, – на всем этом путем подтасовок, преувеличений, предположений будет сконструировано «Дело СОФИН». Кому это было выгодно? Чьим интересам отвечал такой поворот дела? Интересам уже укоренившейся правящей партийно-бюрократической элиты, которая за фигурой Герда увидела претензии национальной интеллигенции на большую самостоятельность, на широкие права самоуправления и решила раз и навсегда искоренить их?
Герд велик как художник, как выразитель психологии, умонастроений и чаяний масс. Он выразил и созидательный энтузиазм народа, и страшную инертность его отсталых слоев, и сомнения, которые испытывали удмурты, участвуя в революционных преобразованиях, и мир личных переживаний и круг раздумий удмурта. Творчество и мировоззрение Герда многогранны. С большим трудом возвращается и медленно осмысливается его наследие. Но вот не так давно в Москве вышел школьный учебник «Литература народов России», где в одном ряду с классиками русской литературы, а также национальных литератур – Габдуллой Тукаем, Мусой Джалилем, Константином Ивановым и другими занял свое место и Кузебай Герд. В Москве на Старом Арбате знакомая Герда – В.Н. Недзвецкая сохранила восковые валики, на которые Герд записал удмуртские народные песни во время своих фольклорных экспедиций. Эти валики были восстановлены в Пушкинском доме в Санкт-Петербурге, и на одном из них исследователи узнали голос самого Герда. Он поет удмуртскую народную песню.
