Корректно ли двуязычие?
Обычно под двуязычием имеется в виду ситуация сосуществования и софункционирования языков: оба языка являются рабочими, люди используют их в зависимости от окружения, ситуации, сюжета. В предельной логике подавляющему большинству обоих групп – титульной и нетитульной или социально доминирующей и миноритарной – известны оба языка, так что при необходимости эти люди могут задействовать не свой язык для общения со своими соседями или партнерами из другой этноязыковой группы.
Что мы имеем в России?
В России на национальных территориях скорее существует полутораязычие: абсолютное доминирование русского языка на всех верхних этажах общества. Все, что делается через федеральный уровень, также существует исключительно на русском языке. Спускаемся на уровень работы местных общественных институций – здесь тоже господствует русский язык. Пожалуй, самое сложное место – образование: если оно начинается на родном языке, то заканчивается на русском, и уже только на русском языке человек чувствует себя в наибольшей степени компетентным для выражения своих мыслей.
Наша куцая ситуация до двуязычия не дотягивает. У нас полутораязычие: русский и немного нерусского, в редких бытовых эпизодах.
Если мы говорим о другом популярном термине нашего времени – «билингвизме», здесь тоже не все просто.
Корректно ли называть человека, выросшего в условиях полутораязычия, билингвом?
В чем вообще проблема текущих попыток заняться билингвизмом в России? В том, что они практически уравнивают оба языка, а своим исходным посылом работают скорее на утрату национального языка, а не на усвоение обоих.
В нашей ситуации тотального присутствия одного доминирующего языка и его тотального господства во всех общественно важных сферах невозможно даже представить, что ребенок, прошедший социализацию, не усвоит русский язык в качестве родного языка. Давайте будем честными: это абсолютно невозможно.
Для кого мы хотим билингвизма?
Для детей из смешанных семей. Детям из национально однородных семей билингвизм не нужен и вреден: у них главным первым языком должен быть их родной язык – язык их семьи. Они должны на нем думать, говорить, в первую очередь на нем выражать свои эмоции. Русский и так прибавится в ходе социализации – важно, чтобы русский не занял место эмоционального языка – оно должно быть исключительно за родным языком.
Для детей из смешанных семей, когда мы говорим о билингвизме, мы говорим о шансе на освоение как второго родного языка нерусского языка. Это наш главный шанс зацементировать распад национальной общности, происходящий через рост числа межнациональных браков. Если ребенок рождается в смешанной семье, но ему удается освоить национальный язык одного из родителей, – это большая победа. Так бывает исключительно редко. Когда мы ратуем за создание условий для билингвизма, мы хотим не чтобы удмурты из чисто удмуртских семей были билингвами с детства – мы хотим, чтобы дети из смешанных русско-удмуртских семей говорили по-удмуртски и чувствовали себя частью удмуртлыка.
Вот какой билингвизм нам нужен. Именно это надо обсуждать всякий раз, когда речь идет о билингвизме: как сохранить нерусскость ребенка при тотальном всеобщем обрусении. Вот в чем здесь ситуация двуязычия: как сохранить один нерусский язык в условиях всеобщего доминирования русского языка? Вот только это и надо обсуждать, а не то, как научить удмуртского или татарского ребенка русскому языку.
Для нас лучший пример двуязычия – живой, а не постный – Эмилия Кепич. Ей около четырех лет, девочка живет в ситуации общения на нескольких языках сразу и производит продуктивные языковые новации, совмещая венгерский, немецкий и удмуртский языки. Почему-то в России таких «билингвов» не получается.
Если бы Эмилия переехала жить в Россию, скорее всего, этот уникальный опыт словотворчества у нее быстро закончился бы, а от трех активных и почти равноправных языков она довольно быстро перешла бы к полутора языкам. В России такая среда, которая не терпит альтернативы русскому.
Билингвы в России – это носители полутора языков.
Посмотрите: тотальное доминирование одного языка делает невозможным никакое нерусско-нерусское двуязычие: мокша-удмуртское, марийско-удмуртское, удмуртско-татарское и т.д.
Что сделать, чтобы сделать эти билингвизмы возможными? Только одно: ослабить повсеместное надзорное присутствие языка большинства. Оставить языку большинства служебную функцию, а эмоциональную, познавательную вернуть своим родным языкам. Тогда можно будет увидеть, каким разным может быть мышление и чувствование из перспективы разных языков.
